Поп-культура

Почему музыканты не обязаны озвучивать тревогу наших дней и реагировать на повестку?

29 апреля 2021 в 10:00
Фото: Рамиль Ситдиков/РИА «Новости»
2021-й — год запретов, арестов и прочих неспокойных вещей. Но стоит ли ругать музыкантов за то, что они не хотят отражать это в творчестве? Владимир Завьялов уверен, что нет.

В последнее время я часто натыкаюсь на критические заметки коллег в духе «да, альбом группы N — хорошая музыка, но как‑то она совсем не соотносится с Москвой 2021 года».

Реакция номер один, эмоциональная: ну какого черта она вообще обязана с чем‑то соотноситься? Реакция номер два: а что вообще заставляет так думать?

На второй вопрос есть вполне четкий ответ. Вектор движения местной независимой музыки в последние лет пятнадцать в той или иной степени резонировал с происходящим. «Западный проект» в лице Motorama, On-the-Go и Tesla Boy — осознанно или нет — озвучил «медведевскую оттепель». Следующее поколение в лице «новой русской волны» нащупало корни, обратилось к родной эстетике, покопалось в собственном бэкграунде и запело по-русски — не связать это (хотя бы даже косвенно!) с событиями 2014-го и глобальным эффектом от них не получается. Ic3peak, Монеточка, «Комсомольск», Фейс и другие оставляют ироничные, страшные, едкие, остроумные заметки о происходящем. Noize MC добавил хлесткие куплеты к летовскому «Все как у людей» — получилась песня, которая ярче и эмоциальнее всех иллюстрирует нынешние времена.

Что там на Западе? Все то же. В Великобритании эпохи Бориса Джонсона и травмы расставания с Европой самые громкие голоса — у Idles, Fountaines D.C. и прочих людей, представляющих самую неказистую, мрачную и ориентированную на хлесткий текст версию постпанка, которую критики прозвали брекзит-роком.

Нас приучили к тесной связи музыки и окружающего ландшафта — и превратили это в норму. Но должна ли такая норма быть обязательной? Стоит ли вести диалог с музыкантами о духе времени на языке требований? Точно нет.

Не нужно предустанавливать артистам и слушателям социальную рефлексию как нечто обязательное. Описывая выше тренды последних лет, я специально умолчал про самый популярный жанр. О чем нам сообщает, например, гугл-транслейт-рэп последних лет, ориентирующийся на Playboi Carti и прочий западный ньюскул? Наверное, о культе роскоши как самоцели, ЦУМе как утопии и трэпе как социальном лифте (возможно, вымышленном).

Но насколько эта музыка вписана в цайтгайст и его болевые точки? Пожалуй, минимально, вскользь, как инфошум из тех же «Рифм и панчей». «Голоса в голове шумят, как люди на митинге», — читает артист Lovv66. У него спросили: как он придумал эту строчку? «Я просто сопоставил нюансы моего состояния с информационным фоном, с тем, что происходило в стране», — ответил рэпер; сложно не спроецировать его реплику на общую картину мышления в жанре.

Давайте честно: передовой русский рэп за рядом исключений (тот же Face, Souloud, Игла, Illumate) лишен социальной рефлексии по обе стороны сцены. Мешает ли это быть жанру популярным? Цифры стримингов и число городов в туре сообщают, что нет.

Также нельзя сказать, что репрессивный тренд в государстве увеличивает социальный запрос на гражданскую осознанность музыкантов: фрешмены текущего созыва (Soda Luv, Bushido Zho, Mayot и другие) поют все о том же — легкие и не совсем честные деньги, заведомые, но запретные удовольствия, порок в разных его формах. И, кажется, слушателя это устраивает — иначе бы он не голосовал за них стримом и рублем.

Скажу даже больше: социальной рефлексии от них и не ждут — помните реакцию на «Пути неисповедимы» Фейса? До сих пор убежден, что «Мой Калашников» и «Юморист» стали своевременной творческой удачей Дремина, без которых его карьера могла свалиться в крутое пике после альбома с невнятными песнями-агитками. А теперь на секунду представьте, что условный OG Buda выпускает злой антигосударственный альбом с панчами-лозунгами? Мне вот представить сложно, хотя по умолчанию это уже кажется неорганичным.

А еще давайте не забывать, что музыка — это ведь еще и про эскапизм и терапию. Примеры из не слишком далекого прошлого показывают, что такая функция часто социально полезнее, чем суровое документирование эпохи. Постагузаровское «Браво» сделало себе карьеру со светлыми и жизнеутверждающими песнями про стиляг, разноцветные веснушки и белые банты — и это посреди ураганных 1990-х. Наверное, показательно, что самыми успешными выходцами питерского клуба Tamtam стали не «Химера», «Машнинбэнд» и другие рефлекторы общих настроений, а «Король и шут», соткавшие собственную сказочную вселенную на базе корневой мифологии. Кризисные 1998–1999-й и вовсе стали лучшим временем в истории русскоязычной поп-музыки, подарившим нам Земфиру, «Гостей из будущего», Hi-Fi — артистов разных творческих методов, но равно источавших визионерский свет, а не боль эпохи.

И ведь никто не отменял тезиса о том, что в самые мрачные времена создается самая светлая музыка. Возможно, придется это проверить.

Расскажите друзьям