Препринт

«Бесконечная шутка» Дэвида Фостера Уоллеса: отрывок из главной новинки 2018 года

16 декабря 2016 в 14:23
В следующем году на русском языке наконец выйдет «Бесконечная шутка» Дэвида Фостера Уоллеса — важнейший роман современной американской литературы. Один из его переводчиков Алексей Поляринов выбрал для «Афиши Daily» фрагмент, ярко демонстрирующий стилистические особенности книги.

Осень — Год Молочных Продуктов Из Сердца Америки

Наркоманы, если зависимость толкает их на преступления, обычно не склонны к насилию. Насилие требует энергии, а большинство наркоманов предпочитают тратить энергию не на профессиональные преступления, а на то, ради чего совершаются профессиональные преступления. Потому наркоманы чаще всего промышляют воровством. Одна из причин, почему хозяева после ограбления дома чувствуют себя грязными и оскверненными, в том, что почти наверняка у них побывали наркоманы. Дон Гейтли был двадцатисемилетним оральным наркоманом (приверженцем демерола и талвинаГидрохлорид мепередина и гидрохлорид пентазоцина, наркотические анальгетики Списка C-II и C-IV соответственно, оба от добрых людей из Sanofi Wintrop Farm-Labs, Inc. и более-менее профессиональным вором; и сам он был грязным и скверным. Однако вором оказался даровитым и воровал — а несмотря на комплекцию молодого динозавра, с массивной и почти идеально квадратной головой, которой развлекал по пьяни друзей, позволяя закрывать о нее двери лифта, он был — на профессиональном зените — умным, быстрым, тихим, ловким, обладал хорошим вкусом и надежным транспортом, — с каким-то свирепым весельем.

Как активный наркоман Дон Гейтли тоже отличался свирепым и веселым пылом. Большую квадратную голову он держал высоко, широкую улыбку не гасил и ни перед кем не кланялся, ни от кого не уклонялся. Не был мальчиком для битья, а был добродушным, но непримиримым приверженцем школы «Не-будь-злопамятным-записывай». Как вот, например, раз, после реально неприятного трехмесячного заключения в исправительном учреждении города Ревир из-за не более чем косвенных подозрений заместителя генерального прокурора Северного побережья, наконец откинувшись через 92 дня, когда госзащитник добился снятия обвинений на основании нарушения конституционного права подсудимого на быстрое разбирательство, Гейтли и его доверенный сообщник нанесли полупрофессиональный визит в частный дом заместителя генпрокурора, чье рвение и ордер обернулись для Гейтли веселенькой детоксикацией на полу крошечной камеры-палаты. Будучи также апологетом максимы «Месть-подается-холодной», сперва Гейтли терпеливо дожидался, пока светская рубрика «Глоуб» не упомянула об участии замгенпрокурора и его супруги в какой-то благотворительной регате со знаменитостями где-то у берегов Марблхеда. Той же ночью Гейтли и его сообщникХотя на судебной фотоулике он был в маске и Дон Гейтли так и не выдал его имени, можно с уверенностью предположить, что это был Трент («Камо Грядеши») Кайт, старый и когда-то технически одаренный друг детства Гейтли из Беверли, штат Массачусетс. отправились в частный дом замгенпрокурора в Вандерленд-Вэлли, элитном районе Ревира, закоротили счетчик, чтобы вырубить свет в доме, потом срезали одно только заземление дорогой HBT-сигнализацииПрим. пер. НВТ — биполярный транзистор. так, чтобы она включилась минут через десять и создала впечатление, будто преступники не разобрались в сигнализации и, испугавшись, ретировались, не докончив дела. Позже той ночью, когда органы Ревира и Марблхеда вызвали замгенпрокурора и его жену домой, те обнаружили, что у них минус коллекция монет и два старинных ружья, но это и все. Немало других ценностей были сложены на полу гостиной у прихожей, словно преступники не успели их вынести. В остальном ограбленный дом казался непотревоженным. Замгенпрокурора был закаленным профи: он обошел дом, касаясь пальцем края шляпыКонкретно эта маленькая характерная черточка замгенпрокурора заключалась в том, что он носил анахроничный, но качественный деловой стетсон с декоративным перышком за лентой и в напряженных ситуациях часто ее касался или игрался с полями., и реконструировал вероятную картину преступления: преступники не разобрались в сигнализации и, испугавшись, ретировались, когда запасное заземление дорогой НВТ-сигнализации вдарило на 300 В. Замгенпрокурора, как мог, избавил жену от ощущения грязи и осквернения. Он уверенно настаивал на том, чтобы ночевать дома; никаких отелей: в подобных случаях критически важно немедленно вернуться в эмоциональную колею, настаивал он. А потом, на следующий день, замгенпрокурора разобрался со страховкой и сообщил о пропаже ружей приятелю в  АТФБюро Алкоголя /Табака/Огнестрельного оружия, тогда временно под эгидой Департамента неопределенных служб Соединенных Штатов., его супруга успокоилась — и жизнь пошла своим чередом.

Где-то месяц спустя в изысканный кованый почтовый ящик замгенпрокурора прибыл конверт. В конверте находилась стандартная глянцевая брошюра Американской стоматологической ассоциации о важности ежедневной оральной гигиены — в наличии в любом кабинете стоматолога как бы везде — и два поляроидных снимка высокой четкости, один с Доном Гейтли и один с его сообщником, в хеллоуинских масках, на которых было изображено профессиональное клоунское веселье, со спущенными штанами, скрючившимися и с ручками зубных щеток четы в центре кадра, торчащими из задниц.

После этого Дону Гейтли хватило ума никогда больше не работать на Северном побережье. Но все равно он попал в крупные неприятности, отн. замгенпрокурора. Сказалось либо невезение, либо карма, либо что-то еще. А все из-за простуды, обычного человеческого риновируса. И причем даже простуды не самого Дона Гейтли, вот почему он наконец взялся за ум и задумался о карме.

Начиналось все безоблачно. Чудесный неогеоргианский дом в дико дорогой части Бруклайна как на блюдечке с голубой каемочкой с точки зрения ограбления, в уютном отдалении от неосвещенного псевдодеревенского проселка, с безвкусной системой сигнализации SentryCo, которая запитывалась, как бы глупо это ни звучало, от целого отдельного кабеля переменного тока на 330 В и 90 Гц с отдельным счетчиком, не включенный ни в один вечерний маршрут патрульных машин и с изящными французскими дверями сзади, окруженными кустистой лиственной живой изгородью без всяких шипов и закрытыми от галогеновых ламп гаража частным мусорным контейнером ЭВД. Вкратце — просто подарок, а не дом, с точки зрения ограбления, для наркомана. И Дон Гейтли закоротил счетчик сигнализации и с сообщникомВпоследствии крайне неприятные, связанные с квебекскими инсургентами и картриджами события показали, что это (опять) был Трент («Камо Грядеши») Кайт. вломился и принялся, словно на больших кошачьих лапах, рыскать по коридорам.

Вот только, к несчастью, оказалось, что хозяин дома, хотя обе машины и остальные члены семьи отсутствовали. Бедолага, больной, спал на втором этаже в пижаме из ацетатного шелка с грелкой на груди, полстакана апельсинового сока, пузырьком найквилаНо без кодеина — почти первые физические данные, что Гейтли засек во вспышке шока, когда зажегся свет в занятой спальне, — чтобы вы лучше представляли силу зацикленности оральных наркоманов., иностранной книжкой, номерами «Международных отношений» и «Взаимозависимых отношений», толстыми очками, коробкой салфеток «Клинекс» промышленного размера и пустым паровым ингалятором, еле слышно гудящим у изножного быльца кровати, и он был по меньшей мере в замешательстве, когда проснулся и увидел, как на неосвещенных стенах спальни, бюро и тиковом шифоньере скрещиваются тонкие лучи фонарей, пока Гейтли с сообщником выискивали стенной сейф, который, как ни удивительно, где-то типа 90% людей, имеющих стенные сейфы, прячут в главной спальне за какой-нибудь картиной с морским или сухопутным пейзажем. Люди в некоторых коренных домашних привычках оказывались столь идентичными, что Гейтли иногда чувствовал себя странно, словно обладал какими-то непомерными знаниями о личной жизни, не предназначенными для простых смертных. Совесть мучила Гейтли куда больше из-за этих непомерных знаний, нежели из-за своевольного обращения с чужим имуществом. Но вот внезапно посреди бесшумного поиска сейфа дома оказывается богатый домовладелец с насморком, пока его семья находится на двухмашинном экотуре по остаткам природы Беркшира, бессонно ворочается, найквилизируется, издает гнусавые аденоидные звуки и вопрошает, какого черта это все значит, только произносит он это на квебекском французском, что для туповатых американских наркоманов в хеллоуинских масках клоунов значит ровным счетом ничего, — садится в кровати, этот крошечный пожилой домовладелец с головой круглой, как футбольный мяч, серым ван дайком и глазами, явно привыкшими к корректирующим линзам, и включает яркую прикроватную лампу. Гейтли легко мог бы смыться и забыть дорогу назад; но только, разумеется, в свете лампы рядом с шифоньером вырисовывается морской пейзаж, и сообщник заглядывает и кратко рапортует, что сейф за ним смехотворный, открывается едва ли не крепким словом; а оральные наркоманы обычно работают в крайне жестком физическом графике потребности и удовлетворения, и Гейтли сейчас определенно на стадии потребности; и так что Д.У.Гейтли принимает губительное решение превратить кражу со взломом в полноценное ограбление — по уголовному кодексу разница между ними заключается в насилии или принуждающей угрозе оным — и распрямляется во весь устрашающий рост, и светит фонариком в слезящиеся глаза крошечного домовладельца, и обращается к нему на манер страшных преступников в популярной культуре — «че» вместо «что», различные апокопы и т. д., — и берет за ухо, и сопровождает на кухню, и сажает на стул, и связывает по рукам и ногам электрическими проводами, умело срезанными с холодильника, электрооткрывалки и автоматической кофеварки Café-au-Lait-Maker от M. Café, привязывает едва ли не гангренозно туго, надеясь, что беркширская природа в цвету и хозяин проскучает в одиночестве на протяжении достаточно долгого отрезка времени, и начинает шарить по кухонным шкафчикам в поисках столового серебра — не столового серебра «для дорогих гостей», то покоилось в футляре из телячьей кожи в старой, аккуратно сложенной рождественской оберточной бумаге в великолепном комоде из красного дерева с инкрустацией слоновой костью в гостиной, где 90% богатых людей всегда и прячут хорошее серебро, и уже было найдено и сложеноПоверх более достойного содержимого сейфа из-за марины, в свою очередь, лежащего на отключенном и с запаркованными головками абсолютно первоклассном шедевральном ансамбле телепьютера «ИнтерЛейс» в деревянной многоярусной передвижной, такой типа развлекательной системе с портом для картриджей и приводом с двойной лазерной головкой в отделении за дверцами с маленькими медными типа ручками в виде кленовых листьев и несколькими полками, плотно заставленными дорогими, артхаусными на вид картриджами фильмов, из-за которых сообщник Дона Гейтли залил слюной весь паркет по поводу потенциально выдающегося предложения барыги, если они редкие, нераспечатанные или недоступные в Сетке распространения «ИнтерЛейса». прямо у прихожей, — но обычного старого доброго каждодневного столового серебра, потому что основной массив домовладельцев держит кухонные полотенца двумя ящиками ниже ящика с каждодневными столовыми приборами, а бог не придумал лучшего кляпа от крика о помощи, чем старое, доброе, пропахшее маслом кухонное полотенце из искусственного льна; и привязанный проводами к стулу хозяин вдруг соображает, что именно разыскивает Гейтли, и дергается и говорит: «Не затыкайте мой рот, я обладаю ужасной простудой, мой нос — он есть кирпич соплей, я не обладаю силами дышать в нос, ради господина бога не затыкайте мой рот»; и в знак доброй воли домовладелец называет копающемуся Гейтли комбинацию сейфа за мариной в спальне, вот только французскими цифрами, что вкупе с гнусавым аденоидным гриппозным прононсом для Гейтли даже не похоже на человеческую речь, и еще хозяин сообщает Гейтли про старинные добританские квебекские золотые монеты в кошельке из телячьей кожи, приклеенном на обороте неизвестного импрессионистского пейзажа в гостиной. Но все, что говорит канадский домовладелец, значит для бедняги Дона Гейтли, что насвистывает веселую мелодию и старается излучать угрозу в клоунской маске, не больше чем, скажем, крики чаек Северного побережья или американских граклов; и естественно, в двух ящиках под ложками находятся полотенца, и вот Гейтли надвигается, словно какой-то Бим-Бом из ада, и рот квебекца становится овальным от ужаса, и в этот-то рот вставляется скомканное, слегка отдающее жиром кухонное полотенце, а поверх торчащего кома льна и щек накладывается качественная обвязочная лента из первого ящика столика с древним телефоном — ну почему все держат серьезные почтовые принадлежности в ближайшем к кухонному телефону ящике? — и Дон Гейтли с сообщником заканчивают ловкое и полное благих намерений ненасильственное обдирание бруклайнского дома наголо, словно постхомячиный лужок, и вновь запирают переднюю дверь и растворяются в бруклайнской мгле в надежном 4×4 «гейтли» с двойным глушителем. А связанный, хрипящий, облаченный в ацетатный шелк канадец — правая рука, возможно, самого одиозного антионановского активиста к северу от Великой Впадины, его адъютант и доверенный специалист по улаживанию конфликтов, самоотверженно согласившийся переехать с семьей в варварскую американскую метрополию Бостона, чтобы служить связным и укротителем полудюжины или около того столь злопыхательных и взаимно ненавидящих друг друга группировок квебекских сепаратистов и альбертских ультраправых, единых лишь в фанатичном убеждении, что экспериалистский «дар», или «возвращение», США так называемой «Реконфигурированной» Великой Выпуклости своему северному соседу и союзнику по ОНАН нанес тяжелейший удар по канадскому суверенитету, чести и гигиене, — этот домовладелец, безусловно, VIP, хотя и, конечно, на редкость засекреченный VIP, или, наверное, точнее, PIT Предположительно, «Une Personne de lʼImportance Terrible».на французском, этот робкий на вид координатор канадских террористов — привязанный к стулу, тщательно закляпанный, одинокий, пораженный риновирусом человек под холодным флуоресцентным кухонным светомВ Квебеке запрещено флуоресцентное освещение, как и автоматические телефонные дозвоны, рекламные флаеры, которые выпадают из журналов, чтобы на них пришлось волей-неволей посмотреть, перед тем как собрать и отправить в мусор, и упоминания о любых религиозных праздниках для продажи любого рода продуктов или услуг — и это только некоторые из причин, почему его добровольное согласие переехать сюда на ПМЖ можно назвать самоотверженным., с кляпом умелым и из качественных материалов, — этот домохозяин, так тяжело боровшийся, чтобы частично прочистить один забитый назальный проход, что порвал межреберные связки, скоро обнаружил, что даже эта щелка уже снова блокирована неумолимым лавиноподобным потоком вещества, и потому ему снова приходится рвать связки, чтобы пробить вторую ноздрю, и так далее; и через час борьбы, жжения в груди и крови на губах и белом кухонном полотенце от отчаянных попыток вытолкать его языком сквозь ленту, которая все же неспроста высшего качества, и после того как надежды взлетели до небес после звонка в дверь и их же черного падения, когда гость у двери, юная девушка с планшетом и жвачкой, разносящая промокупоны на акцию «Счастливые выходные» со скидками на полугодовое и больше членство в сети бостонских безвредных для кожи соляриев, пожимает плечами в парке, делает пометку в планшете и беззаботно удаляется по длинному выезду к псевдопроселку, через час подобных мучений, или больше, наконец квебекский PIT после невыразимой агонии — медленное удушение, даже соплями, — это вам не прогулка в погожий денек на монреальском фестивале тюльпанов, — на пике этой агонии, слушая в голове затихающий гром пульса и наблюдая, как уменьшается видимое пространство, пока неуклонно сужается красная апертура зрения, на пике всего этого мог думать, несмотря на боль и панику, только о том, какая это поистине дурацкая и глупая, после всего-то пережитого, смерть, — мысль, которой полотенце и лента препятствовали в мимическом выражении в виде горестной ухмылки, с которой лучшим из нас подобает встречать свой наиглупейший конец, — и на этом Гийом Дюплесси ушел из жизни, и просидел там, на кухонном стуле, в 250 км к востоку от действительно впечатляющей осенней природы, почти два дня и две ночи, с выправкой все более и более армейской, пока его охватывало трупное окоченение, с голыми ногами, из-за синюшности похожими на лиловые ломти хлеба; и когда бруклайнские органы наконец прибыли и отвязали его от залитого холодным светом стула, его пришлось переносить в сидячем положении, настолько конечности и хребет отвердели в военном комильфо. А бедняга Дон Гейтли, чья профессиональная привычка отрубать энергию коротким замыканием счетчика стала более-менее визитным модусом операнди и для которого, конечно же, было зарезервировано особое место в сердце и мыслях безжалостного замгенпрокурора Ревира со связями в юридических кругах в трех округах Бостона и далее, того самого замгенпрокурора Ревира, особенно безжалостного, после того как его жена даже на зубную нить без валиума взглянуть не могла, и который терпеливо выжидал своего шанса, считая дни, так же будучи последовательным приверженцем принципов «Записывать» и «Подавать-холодным», как и Дон Гейтли, оказавшийся, хотя и энергозатратного насилия со своей стороны, в дерьме на такой адской глубине, на которой меняются жизни.

Издательство

Астрель, Санкт-Петербург, 2017, пер. С.Карпова, А.Поляринова

Расскажите друзьям