Мнение

Белые ленты, белые ходоки: как «снежная революция» не стала сказкой

6 мая 2021 в 10:15
Фото: Андрей Стенин/РИА «Новости»
6 мая 2012 года в Москве прошел «Марш миллионов», закончившийся массовыми беспорядками и «болотным делом». Новая история России разделилась на то, что было до «Снежной революции», и то, что произошло после. Писатель Дмитрий Захаров попытался понять, почему две стороны конфликта не смогли услышать друг друга — и что общего у тех протестов с фэнтези.

Почти десять лет назад началась и закончилась финальная битва с нейтралитетом, к продолжению которой потом безуспешно призывал Алексей Навальный.

«Снежная революция» 2011–2013 годов (теперь ее так называют только очень специальные люди) изменила вот уж действительно все. Но после нее мы не проснулись, а скорее заснули в другой стране.

Настоящая война всегда начинается вдруг, говорил господин Дракон. Вот и самые масштабные в российской истории протесты возникли по итогам ничем в целом не примечательных выборов в Госдуму — а то мы не знали, что там подтасовывают, подбрасывают и обжуливают. Да Юрий Михайлович Лужков десятилетиями выстраивал в Москве вертикаль ловкости рук. И не он один.

Оказалось — знали, но больше знать не хотим. Сотни тысяч людей вышли на Болотную площадь столицы. А еще на Пионерскую в Питере, на площадь Труда в Екатеринбурге, на площадь Пименова в Новосибирске. Всего в сотне городов страны.

Это было больше, чем неожиданностью, это было фэнтези.

И чем дальше, тем сильнее стороны будут погружаться в жанр, заимствуя его образы, сюжеты, способ описания мира. Не случайно в том же 2011 году планета начала следить за «Игрой престолов».

Юные курсанты (это потом будут «космонавты» ОМОНа, а пока — юные курсанты), которых вывели в оцепление на Болотную, с изумлением и ужасом смотрели на все прибывающих людей. Два ключевых слова первой Болотной — «воодушевление» и «испуг». Воодушевление протестующих, увидевших тысячи таких же, как они, и внезапно уверовавших в собственную магическую силу — и испуг правящих кланов, не имевших понятийного аппарата, чтобы описать происходящее.

И первым, и вторым приходилось изобретать логику происходящего на ходу.

У воодушевленных впоследствии неоднократно спрашивали: в чем был план? На что был расчет? На то, что власть придет и сама отдаст ключи от Кремля («Путин, уйди сам!» — один из самых известных лозунгов момента)?

Никакого расчета, конечно, не было. Да и откуда ему взяться, если ты лез в шкаф, а оказался в Нарнии (потом будет наоборот: метил в Нарнию, в смысле — прекрасную Россию будущего, а оказался в КПЗ)?

Никакого расчета не было, но отдать ключи и в самом деле могли.

История в том, что лозунг с одного из плакатов Болотной — «Вы нас даже не представляете» — мог быть с равным успехом поднят над обоими лагерями.

Стороны моментально начали мифологизировать друг друга, пририсовывая визави то рога, то хвост, то всевидящее око, а то и армию Безупречных за спиной.

При этом мифотворчество властной корпорации было более или менее традиционным, то есть предельно конспирологическим: выступления большого количества людей должны быть кем‑то инспирированы, без больших денег такое не делается, заграница норовит облизнуться на наше отечество.

Это мироощущение будет отлито в граните в последовавшее десятилетие. Однако в 2011 году к этой мифологии добавилось еще одно наблюдение сотрудников властной корпорации, влиявшие на их восприятие ситуации.

Чиновничество удивили и испугали представители богемы (Тина Канделаки, Ксения Собчак, Сергей Капков и т. д.), вышедшие на Болотную. Во внезапный идейный порыв селебрити никто не верил. Получалось, что им кто‑то разрешил. А раз так, значит, существует несколько больших начальств, ведущих спарринг в режиме реального времени.

В коридорах Тверской, 13, и в предместьях Старой площади вполголоса, но вполне убежденно обсуждали, что президент Медведев вот-вот отправит в отставку Путина и его силовиков, а протесты лишь должны продемонстрировать, что все сделано «по просьбе трудящихся масс».

Этот концепт позволял уложить происходящее в привычные рамки. И вот уже с белыми лентами — символом «снежной революции» — на публике появляются депутаты Госдумы и чиновники в регионах.

Легенды протестующих — ввиду их децентрализации — свести в фольклорный сборник труднее. Но здесь важно даже не то, как себе представляли противника «рассерженные горожане» (был и такой эпитет), а вот уж действительно — как они его себе не представляли.

Сцена, на которой идет российский заменитель публичной политики, отгорожена от страны телевизионной ширмой. Предпринимаются заметные усилия, чтобы за ширмой угадывались подтянутые государственные тени и долетали уверенные руководящие возгласы. Попытка немногих сталкеров (журналистов, бывших участников труппы, случайных прохожих), побывавших по ту сторону занавеса, объяснить, что за ним происходит, обычно не имеет успеха.

Оно и понятно: свидетельства, будто вертикаль власти нарисована на куске старого холста, большая часть актеров непонятно как завязывает себе шнурки, а трон состоит из мышей, — слишком радикальны, чтобы принять их на веру. Они столь же разрушительны для картины мира горожанина (рассерженного или нет), как для топ-менеджмента Роснефти идея того, что люди могут всерьез рисковать свободой ради соблюдения прав каких‑то лично им неизвестных имяреков.

Вместе с тем именно это свойство номенклатурной армии — имитировать построение, но рассыпаться при неблагоприятных метеоусловиях — проявилось в период «снежной революции» вполне ярко.

Помню, к примеру, как средний менеджмент мэрии Москвы в преддверии митинга на проспекте Сахарова бросился решать, стоит ли заранее вывозить из столицы семьи, и шептаться о том, что высшее руководство для своих уже подготовило самолет.

Один мой знакомый политтехнолог сообщил своим сотрудникам, что если на проспект Сахарова выйдут не прежние сто, а, например, пятьсот тысяч человек, то на работе нужно будет какое‑то время не появляться.

Ландскнехты режима, прочитавшие в Болотной знаки того, что ветер переменился и завтра всем заправлять (а значит, и все распределять) будут люди из уличного легиона, начали искать выходы на штаб, которому можно сдаться. Тем более что многие видели в этом не только проблему, но и возможность.

Однако такого штаба не было.

Неустойчивость не могла продолжаться бесконечно. Власть повалялась на улице да и закатилась на привычное место.

Сторонники нового политического мышления, так и не поняв, куда двигаться дальше, и налетев на колья первого большого политического преследования — «болотного дела», — сделали то, что предлагали Путину: ушли сами.

Вслед их тут же стали называть «дивными эльфами» и обвинять в том, что они «слили протест» и «хотели делать революцию, не выходя из барбершопов». Потом было еще много событий, заставлявших вчерашних революционеров отчаиваться, размежевываться и посыпать головы пеплом, — от начавшейся войны с Украиной до небывалого накала политических репрессий. И да, многие справедливо увидели в этих поводах отголосок страха Болотной, который поселился в сердцах совета директоров властной корпорации.

В последние годы многим показалось, что времена «снежной революции» возвращаются. Однако в актуальном походе на Барад-дур (уже совсем другой армии, как свидетельствуют социологи) нет важной составляющей. Нет неопределенности 2011 года.

Никому больше не кажется, что власть лежит на улице, никому не приходит в голову, что кто‑либо «уйдет сам», и даже заявление былых времен «Я был на Болотной и приду еще» звучит не оптимистично, а ровно наоборот — безысходно. Патронуса, чтобы отогнать нагнетающих ужас дементоров, незаметно.

Никакое звено бюрократии сегодня тоже не рассматривает всерьез переход «на сторону народа» — и потому что еще помнит, как пришлось замаливать грехи после «снежной революции», и потому что — в отличие от ситуации десятилетней давности — не видит для себя никакого привлекательного предложения. Наоборот, со стороны внесистемной оппозиции звучит все более отчаянный крик о люстрациях в отношении неопределенного круга лиц.

В итоге протестное движение так и продолжает жить в логике фэнтези, где все якобы должно решиться в противостоянии главного героя (героев) с воплощенным злом. Гарри Поттер против Волан-де-Морта, Братство Кольца против Кольца, Джон Сноу против Короля Ночи. И обеим сторонам понятно, что с генералами Мордора или Белыми ходоками договариваться и не нужно, и невозможно. Но точно ли мы находимся в этом сюжетном пространстве?

Мне кажется, пора кончать с этой странной жанровой моделью.

Расскажите друзьям