Документальное кино

«Собачье сердце» Лори Андерсон: сидеть, голос

Фотографии:
Beat Film Festival
7 июня 2016 в 17:55
Антон Долин рекомендует к просмотру режиссерский дебют культовой художницы и певицы — людям и собакам.

На сеанс мы пришли вместе с Ларсом; для него это был первый опыт. Ларсу четыре месяца, он щенок породы вельш-корги-кардиган. Вел себя молодцом: вышел на сцену, послушал, как хозяин рассказывает о фильме, потом лег на ступеньку (дело было в Летнем кинотеатре в Сокольниках) и смирно лежал до самого конца. Не спал, навострил уши. В зале было полно собак с хозяевами, собравшимися со всей Москвы. Смотрели «Собачье сердце», первый фильм 68-летней Лори Андерсон — прекрасной певицы и художницы из города Нью-Йорка, где и состоялся первый подобный показ для животных и людей. Второй был в Лондоне, а у нас, выходит, третий.

Аудитория справилась почти блестяще. Только в один момент собаки заворочались, забурчали, разгавкались. На экране рэт-терьер Лолабель (уже пожилая, слепнущая) импровизировала на синтезаторе хозяйки. И трудно было прогнать мысль: что если и в этой области нам надо обуздать свое высокомерие? С чего мы взяли, что искусство способны творить лишь мы, а животные в лучшем случае бездумно нам подражают? Возможно, мы просто не слышим в музыке Лолабель то, что способны уловить там другие собаки? Слух-то у них тоньше.

Сама Лори Андерсон в это «мы», разумеется, не входит. Ее терьер и живописью занималась вполне успешно, не хуже хозяйки, и даже скульптурой: обо всем этом есть в фильме. О своем культуртрегерстве в этой специфической области Андерсон умалчивает — а ведь она писала музыку для собак (исполнялась на собачьих свистках) и устраивала концерты специально для них. Киносеанс — логичное продолжение той же линии.

Известно, что у собак специфическое зрение, и если они способны смотреть кино, то видят нечто совершенно другое, чем мы. Поэтому Андерсон не доверяет глазам, человеческим в том числе. Образы на экране все время расплываются, замедляются, плавятся, прячутся за странные фильтры, никак не желают выстраиваться в стройную последовательность — как сам фильм отказывается признавать себя игровым или документальным, оставаясь на зыбкой территории эссеистики. Зато «Собачье сердце» можно слушать: оно безупречно и как аудиокнига, и как музыкальный альбом. Что Андерсон неординарный музыкант и композитор — общепризнанный факт, но здесь она еще автор и исполнитель удивительного текста. Ее непринужденный рассказ — простой и внятный, но вместе с тем психоделически свободный от любых общепризнанных нарративных законов, — ведет нас сквозь муть и тьму повседневности. А мы, люди и собаки, идем на голос, не сходя с места.

Среди прочих сюжетов в «Собачьем сердце» есть рассказ о смерти одного американского буддиста. Двое лам начинают кричать ему в уши, сразу после того как тот испустил дух, инструкции — как ориентироваться в посмертной жизни. Голос Андерсон ведет нас в том же направлении. «Собачье сердце» — фильм о смерти, и отправной точкой для него послужила смерть Лолабель. Хотя сама эта трагедия — глубоко личная для каждого и понятная каждому собачнику — занимает минимум экранного времени; скорее задает тон. От персонального, воспоминания о смерти матери, с которой она никогда не была особо близка, Андерсон двигается к всеобщему — национальной травме 11 сентября, дню, когда небо вдруг стало источником страшной угрозы. Она не говорит только о смерти своего мужа Лу Рида, которая тоже стала материалом для фильма: мы видим самого Лу в паре сцен и слышим его песню на финальных титрах. Интонация боли, излеченной словом, голосом и звуком, вдруг позволяет спокойно и иронично, без малейшего пафоса процитировать Людвига Витгенштейна. Но сделать это так просто и внятно, что смысл цитаты поймет даже не самая умная собака.

Каждый раз, говоря про этот фильм, я дежурно сообщаю, что к одноименной повести Булгакова он никакого отношения не имеет. Пересмотрев его в очередной раз, вдруг усомнился. В конечном счете «Собачье сердце» Андерсон — о том, что собака умнее и тоньше человека, поскольку у нее есть дар сострадания. Из текста Михаила Афанасьевича можно при желании сделать такой же вывод. И если из Шарика еще можно сделать Шарикова (хотя бы в границах научно-фантастической литературы), то, наоборот, сделать человека собакой пока никто даже не пытался. Судя по всему, зря. Глядя на Ларса, я по-прежнему подозреваю, что он, несмотря на нежный возраст, понял фильм лучше меня. Хотя понравился нам обоим.

Расскажите друзьям