Российский ювелирный бренд обновил коллекцию Lollipops. Дизайнеры Avgvst вдохновились уличными фотографиями панков 70-х и стилем группиз — фанаток поп- или рок-звезд, которые сопровождали своих кумиров на гастролях. В коллекцию вошли, к примеру, асимметричные серьги хупы, серьги мобили и серьга, идущая из уха в нос с пирсингом.
К выходу капсулы марка представила лукбук, снятый вместе с фотографом Эмми Америкой. В съемке принимали участие не модели, а люди, которые хотят, но не могут носить украшения. Среди них — дочь священника, госслужащий, пилот и другие герои, которым из‑за религии, профессии или общественных установок запрещено носить украшения. Каждый участник съемки поделился с Avgvst своей историей.
Вита: «В старших классах школы я проколола себе нос и пару дополнительных дыр в ушах. Ходила с этим весь универ и первые два года работы после него. А потом жизнь закинула меня на собеседование в ЦБ РФ, где мне сразу же и сказали, что „вот с этим вот“ придется расстаться. Несолидно, не соответствует корпоративной культуре и дресс-коду».
Виталик: «Я работаю пилотом гражданской авиации. У нас нет никакой возможности менять что‑то во внешнем виде или как‑либо самовыражаться с его помощью — как из‑за профессионального дресс-кода, так и из‑за сексизма и гомофобии среди коллектива бывших военных и их закостенелых советских предрассудков, в том числе в руководстве».
Ефросиния: «Я преподаю в школе. В соответствии с имиджем заведения, педагогу следует олицетворять (в том числе и своим внешним видом) надежность и стабильность, а также не привносить в образовательную среду то, что может отвлекать ребят от учебы».
Костя: «Когда мне было 16, мы с тетей пошли прокалывать мне уши (я не хотел говорить родителям). Потом я пошел учиться в еврейскую школу в Киеве, и там я уже снял сережки. По еврейскому закону нельзя портить тело — это относится и к пирсингу, и к татуировкам, так как оно дано нам как будто в аренду на то время, пока мы живем. Также пирсинг в ушах и в носу исторически был атрибутом рабов. Таковы еврейские традиции».
Анис: «Мой отец — священник. Все мое детство он запрещал мне прокалывать уши. Даже когда мне исполнилось 18 лет, он все так же настаивал на своем. В 23 я все же их проколола, но втайне. О пирсинге на лице не может быть и речи, потому что в православии это неприемлемо: могут наложить епитимию (то есть запрет на таинство причащения, например)».
Юсуф: «Я работаю на госслужбе. Ухо у меня проколото уже больше 10 лет. Сейчас вечером каждого воскресенья мне приходится снимать серьгу перед рабочей неделей. Ни о каком пирсинге не может быть и речи, к сожалению. Параллельно госслужбе я занимаюсь музыкой, в соцсетях я скрываю свое имя и место работы. Долгое время я был вынужден держать свой аккаунт закрытым, пока не прошел испытательный срок и не влился в коллектив».
Сатору: «Я японец. В наших традициях не принято делать пирсинг и тату. Особенно когда ты часть крупной компании или государственной структуры. Так как я работаю в японской ИТ-компании, мне нельзя иметь татуировки и пирсинг. По работе я бываю на встречах с разными клиентами. Они могут не понять. По регламенту, если у тебя есть прокол в ухе, то надо скрыть его косметикой. И поэтому у меня нет проколов, но я ношу вместо пирсинга клипсу».
Томасина: «Я актриса. Мне очень нравится пирсинг на других людях, я всегда хотела чувствовать себя так же свободно, как они. Но эта профессия про то, чтобы ты была универсальна, без тату и пирсинга, без цветных волос, потому что в любой момент нужно быть готовой к съемке».
Саида: «Я детский невролог, работаю с подростками, болеющими аутоиммунным заболеванием (рассеянный склероз). Казалось бы, эти пациенты будут только рады нестандартному врачу. Но вот начальство вряд ли бы одобрило пирсингованного или татуированного врача. Так что я просто тихо завидую своим свободным пациентам. Вторая причина — родители. Несмотря на то что почти 25 лет они живут в Москве, их взгляды все еще можно назвать кавказскими и немного устаревшими».
Новые украшения из коллекции Lollipops уже доступны на сайте и во всех магазинах Avgvst.
