Москва изнутри Алексей Агранович о «Творческом тупике»

Этот длинный дом, примыкающий к МАДИ, построили в конце 1950-х, одним из первых, и заселили творческими людьми. В нем всегда находился кинофонд, и жили там в основном люди из кинематографа. Соавтор Рязанова по многим сценариям Эмиль Брагинский, например. Молодым людям этот дом может быть известен потому, что в нем жила семья Санаевых — действие книги «Похороните меня за плинтусом» происходило именно здесь. Артист Санаев заведовал в кинофонде разными социальными вопросами, в том числе и путевками в дома творчества. А мой дед, член Союза кинематографистов и Союза писателей (так как был драматургом, сценаристом и режиссером), и моя бабка были с Санаевым дружны. При этом Санаев по каким-то причинам очень тепло относился к моей бабушке, и у нас всегда были путевки в разные санатории. А весьма своеобразная бабушка Паши Санаева, которую он замечательно описал в своей книге, была действительно человеком очень сложным, но из всех местных жителей почему-то выделяла моего деда и называла его Ленечкой. С Пашей мы не знакомы, хотя наверняка в детстве виделись и общались.

На моей памяти этот дом был всегда, хотя папа говорит, что его достроили сильно позже. Здесь, в однокомнатной квартире, которую я хорошо помню, жил брат моего деда — Евгений Данилович Агранович, человек, который написал кучу разных мультфильмов и «Я в весеннем саду пил березовый сок».

Еще сто лет назад этот район был Подмосковьем. Собственно, знаменитый ресторан «Яр» был построен в этих местах, чтобы не смущать народ выходками его гостей. Примерно по тем же причинам — из-за малонаселенности района — здесь в 1932 году был открыт первый московский аэропорт, на Ходынском поле. А в 1938-м построили станцию «Аэропорт», с помощью которой до него легко можно было добраться, — аналог нынешнего аэроэкспресса. Станция удивительная — она вторая в Москве односводчатая, и если посмотреть на этот свод, то на нем можно увидеть морщинки, которые должны были по замыслу архитектора напоминать парашютный купол. Я на ней не был уже много лет, но очень люблю эту станцию — с нее начиналось каждое посещение бабушки и дедушки, у которых была совсем другая жизнь. Та сторона Ленинградского шоссе меня совсем не интересовала — лишь иногда мы с дедом ходили в Дворец спорта ЦСКА на хоккей. И однажды я увидел, как у дворца из «Жигулей» доставали смертельно пьяного человека и под ручки вносили в здание. Это был Валерий Харламов, который прибыл на тренировку немного не в форме.

Через некоторое время после постройки Дома киноактера район решили достроить, и в конце 1950-х — начале 1960-х с другой стороны появился похожий длинный дом, идущий вплоть до Красноармейской улицы, — писательский кооператив первой очереди. Кто здесь только не жил! Но для нашей семьи самым важным человеком дома был Александр Аркадьевич Галич, долго здесь живший и из первого писательского уехавший из страны. Мой дед был с ним очень дружен, они сблизились еще в прифронтовом театре, в арбузовской студии.

Когда Галичу запретили публично исполнять свои песни, очень много его домашних записей было сделано у нас дома, в нашей квартире. Все это происходило следующим образом — из нашего второго писательского дома днем выходил гулять пятнадцатилетний мальчик, мой дядя Марк. Гулял-гулял и неожиданно заруливал в гости к Александру Аркадьевичу. Выходил он от него уже с гитарой, и так же не спеша шел к себе домой. А вечерком, часиков в семь, выходил Галич с женой и спокойным прогулочным шагом шел через двор к нам в гости. В гости же ходить не запретишь. И так гитара много раз путешествовала отдельно от автора, чтобы не навлечь на него гнева.

Сюда в самом конце 1962-го, пятьдесят лет назад, въехал мой дед. Квартира была большая, четырехкомнатная. Но потом, когда семья разрослась и у дяди родилась моя двоюродная сестра, им каким-то образом удалось разменять эту квартиру на две — в этом же доме. Я прекрасно помню тот переезд и как я помогал таскать вещи — удивительно в нем было то, что в доме есть черный ход по крыше — все подъезды соединены между собой специальным чердачным коридором. И поскольку мы жили на восьмом этаже, то и переезжали практически не выходя на улицу.

В свое время, конечно, в этом доме все знали друг друга и жизнь была идиллическая. Были свои кумиры, свои враги... В нем, я точно помню, жили Василий Аксенов, Андрон Кончаловский и нынешняя жена Алексея Германа Светлана Кармалита. В нашем подъезде жил удивительный человек по имени Иосиф Прут. Он был драматургом 1900 года рождения, верхом карьеры которого стал фильм «13» Ромма. За «13» Прут был канонизирован, и дальше уже никто не помнил, что еще он написал. При этом он был остроумнейшим человеком с лицом такого слегка заплывшего сенбернара и странной жизнью — с неожиданно появлявшимся наследством в Швейцарии и т.д. Он очень дружил с дедом и любил детей; в частности, из раза в раз встречая меня, проделывал один и тот же фокус. Снимал с пальца кольцо с зеленым стеклышком, оно исчезало, и потом вытаскивал его из-за пазухи малыша, которому показывал фокус. Я посмотрел этот фокус раз двадцать: первые десять мне было интересно, вторые десять я уже смотрел из приличия... Как-то сюда приехала одна из моих двоюродных сестер и столкнулась с Прутом у подъезда. Увидев свежие уши, он тут же начал проделывать фирменный фокус. Посмотрев на него, она сказала «дохлый номер» и ушла — поскольку сцену видела лифтерша, глаза и уши дома, для всего писательского кооператива карьера Иосифа как фокусника была закончена.

Лифтеры были в каждом подъезде — в соседнем с нами на этой должности трудился кто-то из знаменитых рок-музыкантов 1980-х, если не ошибаюсь: лифтерами работали либо бабки, либо творческие молодые люди, отказники и диссиденты.

Для меня всегда была загадкой эта витрина. Что здесь происходило? Я не знал никогда. Никаких магазинов, никакой коммерческой деятельности за стеклом не велось (и это было прекрасно, кстати). Через окна всегда были видны шкафы с папками и кипы бумаги. Видимо, это было какое-то издательство. Уже в 1990-х я мечтал открыть здесь какой-нибудь офис, но, естественно, это так и осталось мечтами. Смотрите, бумаги до сих пор лежат — здесь не сильно что-то изменилось, двери, замки... До переезда мы жили прямо над витриной, в соседнем подъезде. А по соседству жил господин Усков, ныне президент «Сноба». Там жила его мама, а потом он какое-то время — но мы никогда не дружили.

Витрины выходят на Красноармейскую улицу, через которую мы ходили с дедом в Тимирязевский парк — он совсем рядом — бегать, кататься на велосипедах, ходить на лыжах или купаться в пруду. Красноармейская вообще играла важную роль в моем детстве, потому что вела прямиком к Петровскому парку и стадиону «Динамо». Я болел футболом, болел за «Динамо», дед меня периодически водил на футбол, и я помню рисованные афиши «Динамо» Москва — «Карпаты» Львов. А на малой спортивной арене, построенной к Олимпиаде, периодически можно было поиграть в футбол в перерывах между тренировками хоккеистов на траве, которые казались мне тогда самыми бессмысленными спортсменами на свете. На малой арене еще лежал искусственный газон, который мы до этого никогда не видели.

Очень интересное место, в котором получить свой закуток стоило многих усилий — он обслуживал все писательские дома. Здесь, во дворе, была коробка, на которой мы постоянно играли в футбол. Если она была занята, мы шли на крышу гаража и импровизировали на идеальном покрытии из битума. Периодически мяч улетал за пределы и скатывался на территорию гаража (а иногда попадал и по машинам), но как-то нам это всегда прощали.

Когда-то здесь был детский сад, потом какие-то склады, потом офис «Билайна», а теперь — поликлиника литфонда, переехавшая из первого писательского дома, которая до сих пор обслуживает Союз писателей.

Когда в здании был детский сад, я его не посещал, но туда ходил мой друг детства Миша Ласкин, и мы с ним, как в кино, общались через решетку детсадовского забора — смешно, но он жил прямо под нами и в третьем подъезде, и в первом, его семья переехала примерно в то же время, что и мы. Про Мишу есть смешная история: в 1988-м я ушел в армию, а он поступил в мединститут, о котором мечтал всю жизнь. В честь окончания первого курса его бабушка подарила ему поездку в Швейцарию, потому что каким-то образом вдруг выяснилось, что якобы его прадед был где-то там похоронен. Хотя на самом деле оказалось, что у их семьи был дальний родственник, бразильский миллионер Розенштайн, который, переезжая в Швейцарию, разыскал Мишину бабушку, свою двоюродную сестру. В это же время его жена вместе с другими женами миллионеров воевала с правительством за понижение стоимости почтовой марки и другие серьезные вещи. Поскольку это было еврейское комьюнити, она, кроме прочего, выбивала квоты на евреев, которых ежегодно должна была принимать Швейцария из других стран. И так получилось, что, когда Миша приехал навестить своих незнакомых родственников, эта квота открылась. Миша не будь дурак решил остаться и сообщил в Москву: «Давайте не я к вам, а вы ко мне, потому что здесь классно». Родители и вся их большая семья некоторое время упирались, но в итоге все последовали за Мишей, заняв собой практически всю эту квоту.

Почему главный продуктовый у нашего дома так назывался, я никогда не знал, но все так и говорили: «Я пошел в «Комсомолец» или «В «Комсомольце» купила». Живший поблизости Михаил Аркадьевич Светлов регулярно наведывался в него за чекушкой. Другой важный магазин находился чуть дальше — винный, под названием «Зыковский». Еще там брали иногда мясо.

Когда-то это было огромное (как мне казалось тогда) двухэтажное заведение, единственная в районе химчистка. Там можно было постираться самому или сдать вещи на химчистку. Работает и сейчас — только шрифт вывески изменился.